Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг

Мэтт откинулся назад.

— Я говорю так не потому, что опасаюсь за свою жизнь. И непотому, что боюсь, как бы вы не погибли. Я боюсь за город. Неважно, что ещепроизойдет — кто-то должен уцелеть, чтобы завтра остановить Барлоу.

— Да. И, пока я не отомщу за Сьюзан, он меня не получит.

Воцарилось молчание, которое нарушил Джимми Коди.

— Вообще-то они могут удрать, — задумчиво проговорил он. —Думаю, Барлоу недооценил Каллахэна, а уж мальчонку он точно недооценил, ё-моё.Этот пацан…

— Будем надеяться, — отозвался Мэтт и закрыл глаза.

Они устроились и стали ждать.

20

Отец Дональд Каллахэн стоял у стены в просторной кухнеПитри, держа высоко над головой крест своей матери, который заливал помещениепризрачным лучезарным блеском. У противоположной стены, возле раковины, стоялБарлоу. Одной рукой он удерживал завернутые за спину руки Марка, другаяохватывала шею мальчика. Между ними на полу в осколках стекла, ознаменовавшихпоявление Барлоу, распростерлись Генри и Джун Питри.

Каллахэн был совершенно ошеломлен. Все случилось так быстро,что он еще не сумел осознать, что происходит. Только что они с Питри разумно(хоть и досадуя) обсуждали вопрос в ярком, не оставляющем места никакимглупостям свете кухонных ламп — и вот нырнули в безумие, которое с такойспокойной, понимающей твердостью отрицал отец Марка.

Разум священника пытался восстановить ход событий.

Питри вернулся и сказал, что телефон не работает.Несколькими секундами позже они остались без света. Джун Питри взвизгнула.Кто-то перевернул стул. Некоторое время все, спотыкаясь, бродили вноворожденной тьме, окликая друг дружку. Тут окно над мойкой разлетелось,осыпав стеклом кухонный стол и линолеум. Все это произошло на протяжениитридцати секунд Потом в кухню проскользнула какая-то тень, и Каллахэн стряхнулудерживавшие его чары. Священник вцепился в свисавший с шеи крест и, стоило емукоснуться распятия, как комната озарилась неземным, нездешним светом. Он увиделМарка, который старался оттащить мать к арке, ведущей в гостиную. Рядом с ними,повернув голову, стоял Генри Питри. Куда девалось былое спокойствие! От такогоабсолютно противоречащего логике вторжения у Генри отвисла челюсть. Из-за спиныПитри на них надвинулось белое ухмыляющееся лицо, подобное фрагменту картиныФрацетти. Оно раскололось, показав длинные острые клыки и красные прозрачныеглаза, похожие на пылающие врата в ад. Барлоу раскинул руки (Каллахэн как разуспел увидеть, как длинны и чувствительны эти мертвенно-бледные музыкальныепальцы), а потом одной ухватил голову Генри Питри, другой — голову Джун и свелих вместе с тошнотворным скрежещущим треском. Питри рухнули на пол, как камни,и первая угроза Барлоу оказалась выполнена.

С высоким, плачущим криком Марк, не задумываясь, кинулся навампира.

— Вот ты и попался! — добродушно прогудел глубокий сильныйголос. Марк атаковал необдуманно — и был немедленно пленен.

Каллахэн двинулся вперед, держа крест над головой.Торжествующая усмешка Барлоу мигом преобразилась в зияющую пасть агонии. Онотпрянул к мойке, волоча мальчика перед собой. Под ногами хрустело битоестекло.

— Именем Господа… — начал Каллахэн.

При звуке имени Господня Барлоу издал громкий крик, словнополучил удар хлыстом. Углы разинутого рта поехали книзу в уродливой гримасе,блеснули иглы клыков.

— Ближе не подходить! — предостерег он. — Ближе неподходить, шаман! Не то вздохнуть не успеешь, как я перегрызу мальчишке яремнуювену!

Пока Барлоу говорил, верхняя губа ползла кверху, обнажаядлинные острия клыков. Он умолк и с быстротой гадюки сделал головой хищноедвижение вперед и вниз, разойдясь с шеей Марка на какую-нибудь четверть дюйма.

Каллахэн остановился.

— Назад, — скомандовал Барлоу, опять ухмыляясь. — Ты — насвоей половине, я — на своей, так?

Каллахэн медленно отступил, по-прежнему держа крест передсобой на уровне глаз, чтобы смотреть поверх перекладины. Тот ровно пульсировалсветом, испуская вспышку за вспышкой, и его мощь стекала по руке священникатак, что собравшиеся в пучок мышцы задрожали.

Они стояли лицом к лицу.

— Наконец-то вместе! — улыбаясь, сказал Барлоу.

Лицо у него было сильным, умным, красивым некойпронзительной за претной красотой. Тут свет упал по-другому, и черты Барлоупоказались едва ли не женоподобными. Где Каллахэн видел подобное лицо? И вмомент величайшего в своей жизни ужаса он вспомнил. Это было лицо мистераФлипа, его личного буки, существа, которое днем пряталось в шкафу и вылезалопосле того, как мать затворяла двери спальни. Зажигать ночник Каллахэну не разрешали(и мать, и отец считали, что лучший способ победить детские страхи — этовзглянуть им в лицо, а не потакать им), так что каждую ночь, когда дверь сехидным скрипом закрывалась, а шаги матери удалялись по коридору, дверца шкафаедва заметно отъезжала в сторону, и Каллахэн чувствовал (или взаправду видел?)тонкое белое лицо и горящие глаза мистера Флипа. Теперь же тот снова явился изшкафа и пристально смотрел поверх плеча Марка: клоунски-белое лицо, горящиеглаза и красные чувственные губы.

— Дальше что? — чужим голосом спросил Каллахэн. Он не сводилглаз с пальцев Барлоу — длинных, чувствительных пальцев, лежащих на горлемальчика. На них виднелись мелкие синие пятнышки.

— Там будет видно. Что дашь за этого жалкого негодяя? —Барлоу вдруг высоко поддернул завернутые за спину запястья Марка, явнорассчитывая подчеркнуть вопрос воплем, но Марк не поддался. Мальчик не издал низвука, только со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Ты у меня заорешь! — прошептал Барлоу, кривя губы вгримасе животной ненависти. — Будешь орать, пока глотка не лопнет!

— Прекрати! — крикнул Каллахэн.

— А нужно? — Ненависть с лица Барлоу как ветром сдуло.Вернулась полная мрачного очарования улыбка. — Я должен дать мальчикупередышку? Приберечь его до другой ночи?

— Да!

Барлоу тихонько проговорил, словно промурлыкал:

— Бросишь крест, чтобы встретиться со мной на равных, черноепротив белого? Твоя вера против моей?

— Да, — отозвался Каллахэн уже не так уверенно.

— Ну, так давай же! — Полные губы нетерпеливо поджались,высокий лоб заблестел в странном волшебном свете, заполнявшем комнату.

— Полагаясь на то, что ты его отпустишь? Да умнее было бысунуть за пазуху гремучую змею, поверив, что она не укусит.